Шагреневая трехлетка: бюджет-2018 выдал будущего победителя президентской гонки

Ждaть oстaлoсь нeдoлгo. Тeмa стрaтeгии вoзврaщaeт нaс нa прeдвыбoрнoe пoлe. Гoд зa три
Чтo бы и кoгдa бы ни прeдлaгaли в кaчeствe экoнoмичeскoй стрaтeгии экспeрты, нaстoящaя экoнoмичeскaя стрaтeгия гoсудaрствa   — этo и eсть тa сaмaя бюджeтнaя трexлeткa. Ситуaцию мoжeт сглaдить бoльшaя aдрeснoсть этoй пoддeржки, xoтя пeрeд рeaлизaциeй этoй зaдaчи стoит нeмaлo тexничeскиx и aдминистрaтивныx прeпoн. Всe эти нaпрaвлeния врoдe бы сoбирaлись рeфoрмирoвaть пoслe 2018   гoдa, нo кaк имeннo   — нeпoнятнo. Тoт рoст ВВП в   1,5–2,5%, чтo был у нaс зaфиксирoвaн пo итoгaм II   квaртaлa и   I   пoлугoдия, труднo нaзвaть устoйчивым, пoскoльку oн oпрeдeлялся скoрee кoнъюнктурными и сeзoнными фaктoрaми. И   этo притoм чтo Минфин рaссчитывaл бюджeтныe пaрaмeтры исxoдя из цeны нeфти рoссийскoй мaрки Urals в   $40   зa бaррeль в   2018   гoду и   $42,4   — в   2020‑м. Какие изменения все-таки есть в бюджете? Во-вторых, ЦСР предлагает по-новому расставить приоритеты госрасходов. То есть ЦСР предлагает увеличить госрасходы. Поэтому пока уместно говорить лишь о бюджете будущего года. Считаю, что это бюджет компромисса. Правительство же вслед за Минфином продолжает бюджетоцентристские пляски. Российская специфика: когда исход президентских выборов оказывается лишенным интриги, поствыборный бюджет оказывается интереснее выборного. Строго говоря, это необязательно означает, что государство станет еще скупее по отношению к гражданам, которые наиболее остро нуждаются в его поддержке. А как же президентские выборы? Все это ставит под сомнение возможность годового роста ВВП даже на скромные 2%. ВВП. Значит, экономическая политика правительства, базирующаяся на бюджетных возможностях, должна в первую очередь обеспечить не долгожданный решительный прогресс в   ликвидации бедности (в   России на доходы ниже прожиточного минимума живут больше 20   млн человек, или каждый седьмой), не реализацию флагманских проектов (развитие цифровой экономики, к   примеру, или превращение страны в   великую транспортную державу), а   сдерживание бюджетного дефицита в   рамках, которые покажутся узкими в   любой другой стране. Зачем тогда нам нужно правительство? Это все плюсы. Однако бюджет на то и бюджет, что какую в   него политику ни закладывай, баланс должен быть. Соответствующий маневр предполагает дальнейшее сокращение военных расходов. Другой вопрос, найдем ли мы источники для внешних заимствований, поскольку в   отношении России действуют международные санкции. Другими словами, в   бюджет заложен консервативный сценарий развития нефтегазовой конъюнктуры, уровень доходов на деле вполне может превысить проектный уровень. Это, конечно, не значит, что бухгалтерия победила политику   — так не бывает. Но не они определяют лицо бюджета. Если расходы по статье «национальная оборона» на 2018   год предлагается, как и предусматривалось предыдущей бюджетной трехлеткой, сократить до 943,6   млрд рублей (с   1,021   трлн рублей в   2017   году), то расходы по статье «нацбезопасность и правоохранительная деятельность» в   2018   году, наоборот, незначительно, но увеличиваются   — до 1,3   трлн рублей с   1,271   трлн рублей в   2017‑м. Но и то, каким этот баланс получается, — уже отражение политики. С другой стороны, ЦСР предлагает на треть увеличить финансирование инфраструктурных, прежде всего транспортных, проектов, расходы на образование увеличить к 2024   году на 0,8–1,0   п.п. Так наверняка произойдет и сейчас: сначала Владимир Путин огласит свою предвыборную программу, в   которой, конечно, значительное место займет рост зарплат бюджетников и социальная политика в   целом, а   потом и бюджеты изменятся. Между тем даже такие крупные экономики, как Германия и Франция, столкнувшись с кризисом, позволяли себе дефицит в   5–6% ВВП. В   бюджете главное   — баланс. Ну а   потом уже начнется тушение финансового пожара. План ЦСР может нравиться или не нравиться, но он в отличие от правительственной бюджетной трехлетки, по крайней мере, претендует на роль некоей стратегии. ВВП по сравнению с текущим уровнем, бюджетные расходы на здравоохранение   — на 0,7–0,8   п.п. Российская доля военных расходов в   общем объеме расходов консолидированного бюджета составляет, по оценкам ЦСР, 6% против 5% в   развивающихся странах и   3,5% в   развитых. Секреты «позитивной стагнации»
Если вернуться к экономике, то некоторые эксперты уже нашли объяснение отсутствию серьезных различий между проектами бюджета 2017–2019 и   2018–2020   годов. Есть любопытные детали и в силовых расходах. Все просто: экономика еще находится «в   стадии позитивной стагнации». Приоритетные проекты, разумеется, есть. Вице-премьер Аркадий Дворкович, как школьник, не выучивший урок, оправдывается тем, что правительство «продолжает дискуссии по этому вопросу». «Позитивная стагнация» — это, конечно, не так здорово, как «отрицательные темпы роста», но все равно замечательно. Во-первых, ЦСР предлагает корректировку нового бюджетного правила: вместо $40 за баррель в   качестве цены отсечения (доходы бюджета от более высоких цен сберегаются в   Резервном фонде, теперь объединяемом с   Фондом национального благосостояния)   —   $45. Доля военных расходов в   ВВП в   РФ   — 2,5%, в   развивающихся и развитых странах   — на уровне 1,5%. Наверное, это удастся, но и какого-то рывка в   развитии ждать не приходится». Это признание в том, что правительство не умеет расставлять стратегические приоритеты даже после того, как на эту тему уже недвусмысленно высказался президент. На это стоит обратить внимание. Никаких качественных изменений в   бюджетной политике не предвидится. В этом контексте весьма любопытен взгляд Наталии Орловой, главного экономиста Альфа-банка. Причем в   2019–2020   годах расходы на здравоохранение и образование еще больше сокращаются. Что здесь предлагает бюджетная трехлетка? Ничего! Глава ведомства Антон Силуанов его дал, выступая в комитете Госдумы по бюджету и налогам: «Почему мы снижаем дефицит на следующие годы и ориентируемся только на собственные возможности? В   частности, мы не видим никакого увеличения вложений в   человеческий капитал, расходов на здравоохранение и образование. Но если на этой стадии в   политике ничего менять не надо, значит, экономическая политика у нас существует отдельно от экономики. Значит, сбалансированность бюджета достигается и более мягкой по сравнению с предлагаемой Минфином бюджетной политикой. К другим приоритетным проектам стоит подобрать весы. И   предложенная на 2018–2020   годы трехлетка как стратегия изрядно отличается даже от предложений Центра стратегических разработок (ЦСР), который возглавляет Алексей Кудрин, считающийся идейным отцом той экономической политики, которую в   Минфине проводят его преемники. Не предусмотрены также расходы на бюджетные кредиты регионам. Развитие цифровой экономики в России не раз звучало в   качестве одной из важнейших целей в   выступлениях президента Владимира Путина. Не только потому, что они современной экономической наукой признаются непроизводительными, главное — здесь Россия существенно опережает и развитые, и развивающиеся страны. Но тогда нет и экономической политики как таковой. «Три кита» расходов неизменны: на социальные цели (36,4% на трехлетку-2018–2020), на оборону   (29%), на поддержку экономики   (14,7%). Руслан Гринберг, научный руководитель Института экономики РАН, член-корреспондент РАН:
«Бюджетные проблемы по мере приближения 2018 года обостряются, поскольку доходы не растут, а   расходы увеличиваются, особенно с учетом года выборов президента. В   любом случае с   подачи президента правительство, как рассказал министр труда и социальной защиты Максим Топилин, одобрило проект о двухэтапном доведении минимального размера оплаты труда до прожиточного минимума: 85% в   2018   году и 100% в   2019   году. Связывать это с предвыборным годом можно, но не хочется. Слишком много резервов уже проели, кризис миновал, пора жить по средствам   — вот такая политика. Дефицит бюджета в   2018   году составит 1,37% ВВП, в   2019   году   — 0,84% ВВП, а в   2020   году   — 0,87% ВВП. Но вот что интересно: на социальную политику в 2018   году будет выделено 4,703   трлн рублей, план на 2019   год составляет 4,728   трлн рублей, а   на 2020   год   — 4,866   трлн рублей. Вспомним поствыборные майские указы 2012 года. Как говорил в   зале суда бывший министр экономического развития Алексей Улюкаев, состояние у нашей экономики хорошее, но не безнадежное». И   тогда властям, по всей видимости, придется идти по пути наращивания бюджетного дефицита   — в   частности за счет расширения внутренних и внешних заимствований. У Минфина есть объяснение. МНЕНИЕ ЭКСПЕРТОВ
Никита Масленников, руководитель направления экономики и финансов Института современного развития:
«Рассуждать сейчас о бюджетной трехлетке бессмысленно, потому что в представленном проекте никак не прописано будущее ни налоговой системы, ни пенсионной системы, ни тарифной политики. Чтобы таких вопросов не возникало, экономическая политика должна меняться в   зависимости от того, на какой стадии находится экономика   — хоть позитивной, хоть негативной стагнации, чтобы вывести экономику из любой стагнации вверх, а   не вниз. фото: Алексей Меринов

Старое выражение нового лица
Поставив такую задачу и пытаясь ее решить, первое, что обнаруживаешь: бюджет погружен в себя. В   частности индексация пенсий и даже зарплат бюджетников, не подпавших ранее под действие майских указов. Если в расходах на оборону и безопасность счет идет на триллионы рублей, то в   2018   году на ипотеку и арендное жилье, образование и здравоохранение соответственно предполагается выделить 20,626   млрд и 438   млрд рублей. Однако если не увеличивать расходы, то мы обречены и дальше барахтаться в   депрессии и стагнации. Во втором полугодии он вполне может сойти на нет. В   чем эти отличия? Формально для его составителей главное вовсе не президентские выборы и уж тем более не какие-то структурные реформы, ориентированные, как нам обещают фехтующие между собой с оглядкой на политиков эксперты, на то или иное будущее. Однако все это не дотягивает до расходов 2017   года   — 5,092   трлн рублей. Уже на этом основании можно сделать вывод, что и следующим российским президентом станет президент нынешний. С   другой стороны, нет никаких стимулирующих к росту позиций, никак не учитываются структурные реформы. Программа «Цифровая экономика» остается без финансирования, то есть ее попросту нет. Вот такая предвыборная политика. У   нас в   проекте бюджета предусмотрен дефицит около 1,4% ВВП. В   принципе, ничего страшного в   этом нет. Мы потратили (в   2016   году. Нам не привыкать! Она считает, что трехлетний проект бюджета на практике может оказаться годовым, так как в   проект бюджета не включены возможные после президентских выборов изменения. Потому что, с   одной стороны, в   нем достаточно реалистично рассчитаны доходы и расходы, предусмотрено выполнение основных социальных обязательств. Прогноз по нефти заложен консервативный, скорее всего в   реальности цена барреля будет выше. Но невозможно не отметить тот, которого среди них нет. Это та сфера, через которую мир прокладывает маршрут в   быстро приближающееся будущее, и   для России крайне важно попытаться успеть оказаться среди тех стран, которые будут определять его стандарты. — Н.В.) объем резервов такой, какой примерно у нас остался на следующий год. На этом лице старое выражение: «Денег нет, но вы держитесь!»
Это, в частности, значит, что, по сути, никакой серьезной борьбы на президентских выборах не ожидается. Подводя итог, можно сказать, что бюджет‑2018 сверстан так, чтобы пройти год без финансовых потрясений. В   целом же я считаю, что все равно в   год выборов всем сестрам раздадут по серьгам, и   деньги на это, безусловно, найдутся. Скорее всего, мы увидим темпы еще меньше   — 1–1,5%. Изменения в структуре расходов, конечно, есть. Такой, какая потребовала бы бюджетной мобилизации. Поэтому нам невозможно, нельзя использовать подушку безопасности так, как мы это делали в   посткризисный период».

Комментирование и размещение ссылок запрещено.

Комментарии закрыты.